Сергей Калашников - Там, за поворотом [СИ]

- Так вот, Рысиное Ухо, - отвечаю я ему в тон. - Плыви куда плыл, Когтю вашему привет передай и объясни, где меня искать. Нам, прежде, чем убивать друг друга, не вредно будет потолковать. Вдруг мы наш спор миром решим? Зовут меня Степенный Барсук, я при Северном Союзе Самостоятельных Родов шаманом работаю. Или вождём - это по обстоятельствам.

- А о чем же спор? - не теряется мой собеседник.

- О людях долин, - отвечаю. - Не надо нам, чтобы их данью обложили, обиды им чинили и к трудам принуждали.

Тем временем, видя мирное течение беседы, Уха этого отпустили, а он, почуяв свободу вдруг бросился на меня со звериным рыком. Думал, видать, что, коли я шаман, то ни на что не гожусь. Я его через бедро бросил так, что дух из бедняги вышибло. Он с полминуты в себя приходил. Народ успел расступиться, давая место для схватки.

Так вот, отдышался этот Ух, поднялся на ноги, размахнулся, да как зафиндилил мне кулачищем своим в ухо. В заячье пришлось, что к кепочке приделано, потому что я, пока он удар проводил, и присесть успел, и солнечное сплетение у мужика отыскать, и кулаком в него хорошенько стукнуть. Опять дядька с минуту воздуха глотнуть пытался, а потом хватанул копьё из руки оказавшегося неподалеку Большой Корзины. Неудачно это он так порешил - не любит Корзина хамства, что и выразил ударом ноги в промежность.

Ухо снова повалился и даже заскулил. Откуда бедняге было догадаться, что в первых рядах зрителей у нас как раз лучшие рукопашники столпились? Он ведь первый раз оказался в подобной компании. Я уж думал, что инцидент на этом и исчерпается, но этот неугомонный снова оклемался и бросился вправо, туда, где люди расступились, пропуская вперёд мою матушку Стремительную Ласку. Она нынче в самом расцвете зрелой женственности, но сложена миниатюрно. Вот, видимо и решил он на неё выплеснуть злобу, выбрав кого послабее. Тут и был ему конец, потому что… в общем, удар маминого кистеня и шесть сквозных проколов тела копьями недовольных подобным развитием событий зрителей - это семь раз смертельно.

Откуда взялась женщина в военном лагере? Так она шеф лучников. Ей полагается. Тем более, что на охоте ей по-прежнему, нет равных, а в нашем первобытном обществе подобная репутация поднимает статус человека настолько высоко… не знаю, с чем и сравнить-то из понятного людям двадцать первого века. Если бы я веровал - причислил бы её к пантеону в качестве богини охоты.

Стоял я и диву давался: судя по разговору - адекватный дядька. А на людей бросается, словно бешеный.

Парни из наряда, охранявшего лодки, тем временем, отпустили ещё одного из спутников покойного. Даже отступили чуток, словно подбадривая: мол, дерись! Тут же не пионерский слёт у нас, а военный лагерь, отчего тренировочные схватки - обычное дело. Даже травмы случаются. Поэтому простым и честным андертальцам показалось правильным продолжение случайно начавшегося матча.

Но этот человек, хоть и понял, чего ждут от него собравшиеся, лезть в драку не собирался:

- Священный Барсук! Ты просил передать привет Изогнутому Когтю. Мы с Желваком готовы сделать это, - обратился он ко мне.

- В добрый путь, - ответил я под дружный вздох разочарования готовящейся к зрелищу толпы.

Невольно обернулся - да сюда вообще весь лагерь сбежался, распределившись по береговому откосу, словно в зрительном зале. Чисто, будто смотр устроили. У меня аж дыхание спёрло при виде такой силищи. И невольно вырвалось:

- Здорово, братцы!

- Здорово, Топ! - дружно и радостно рявкнуло три сотни глоток в точности по уставу. Если кто забыл, так "топ" - зайчонок по-андертальски.

А люди Тигра ещё шустрее заработали вёслами. Их челнок, словно подстёгнутый многоголосым воплем, пулей летел вверх по Ивовой речке.

Через два дня ещё один челнок пристал к тому же самому месту, но на сей раз обошлось без потасовки. Вождь Изогнутый Коготь ещё с воды доложил охранявшему лодки наряду, что прибыл для разговора.

Не стану долго рассказывать об этом визите, тем более, что оказался он кратким. Коготь потребовал решить спор поединком на палицах. То есть, кто победил, тот и остаётся хозяином Ивовой речки и земель по её берегам. Тёплый Ветер - а он у нас вождь, значит, ему и биться, - выбил дубинку из рук противника, заодно сломав ему обе руки. Левую пришлось ампутировать, а на правую сделали хороший лубок. Впрочем, бедолагу это не спасло - его потом добили свои.

Долблёнки, на которых Люди Тигра возвращались восвояси, проследовали мимо нашего лагеря через три дня. Мы молча провожали взглядами этих раскрашенных грязнуль. Большинство наших печалилось, что не удалось сойтись в открытом бою с этими людьми, но моя душа нежно мурлыкала. Понимаете, как бы ни были мы хорошо обучены и экипированы, но всё равно были бы потери, а хоронить своих - это для меня ужасно огорчительно. И ведь тут чуть не половина - знакомцы. Среди них - отличные мастера, авторитетные исследователи, авторы монографий по вымучиванию и вымораживанию глин, по жжению дубового угля и выгонке берёзового дёгтя.

Оплакивать их - это прощаться с результатами многолетних трудов. И ради чего? Ради удалой молодецкой сшибки?

Мы ещё немного постояли лагерем в устье Ивовой речки. Воеводы продолжали трудиться над боевым слаживанием, пользуясь столь представительным сбором людей в одном месте. В мирных обстоятельствах подобное, считай, невозможно, а тут даже от самых маленьких родов люди подтянулись, бывало и поодиночке. Они-то себя полагали нашими, а мы об этом могли и не догадываться. Попробуй-ка, пересчитай древних людей, бродящих в диких доисторических лесах.

Дождались прибытия когидского казачьего воинства на пароходе. Нет, шёл он на вёслах, приводимых в движение казаками, но труба обжиговой печки выразительно дымила - у меня аж слёзы умиления выступили от такой дорогой сердцу картины.

Многие старейшины родов увидели тут друг друга впервые. Особенно впечатлён был праттский вождь из Шаны, тот, которому мы когда-то подкинули ячменя. По-нашему он объяснялся с заметным напряжением, но с вопросами приставал ко всем подряд. Без конца путал понятия "дух" и "бог", причисляя меня к числу последних. И, время от времени, надувался от гордости, осознавая свою принадлежность к великой общности, столь дружно собравшейся защищать даже не своих, а просто соседей. "Мы, люди из Союза", говаривал он, общаясь с людьми долин - старейшины посёлков с Ивовой речки тоже зачастили в наш военный лагерь. Всё теребили себя за бороды и прикидывали: присоединяться, или погодить. К Союзу, имею ввиду.

Тёплый Ветер никого не уговаривал - он уже почуял на своей шкуре проблему управляемости нашей организацией из-за больших расстояний, и далее усугублять её не стремился. Хотя самостоятельность вождей снимала с него часть головной боли, но эта же самостоятельность частенько приводила и к результатам, далёким от запланированных. Чаще всего, это выражалось в избытке жратвы и в том, что горшечные мастерские перекашивало на производство посуды для консервирования, отчего нехватку инструментов приходилось стойко переносить в тех местах, где шло строительство - дело в том, что керамические пилы довольно часто ломались, да и не они одни. А железо у нас выходило мягким. Мы ведь повторяли домницы с картинки из учебника истории, которую я видел ещё в своей прошлой жизни.

А тут подвалила ко мне Сизая, наотрез отказавшаяся оставлять без присмотра свою плавучую гончарню, на которой лихие когидские казаки помчались к месту сбора, и начала компостировать мозги натурально рассказывая о том, что у неё, видишь ли и сода, и поташ, и пушонка плавятся в тигле. А песок - не плавится. Но, если бросить его в расплав одной из этих субстанций, то он там растворяется.

- Ну и фиг с ним, - говорю, - с песком. Какая нам от этого польза?

- Тю, - отвечает мне эта многомужица, - сам же говорил, думать нужно, а не рефлекторно реагировать на раздражители. Смотри: - и протягивает мне вполне себе чистый кусок бесцветного стекла. То есть не мутную, заранее не скажешь какого цвета пластину с пузырьками внутри, какие мы до сих пор вставляли в оконные рамы, а настоящее, как из моей прошлой жизни, стекло.

- В общем, если похлопотать, позаботиться хорошенько очистить все компоненты, то сам видишь, какая красота получается.

Вот так и утёрла меня бывшая ученица.

Потом раз - гляжу: молодые мужчины с мягкими ещё бородами друг друга за грудки хватают. Причем - никакого мордобоя. Зато ругаются - аж слюна брызжет. Оказывается, это тупобычковцы с горшковцами спорят, чья бурса круче. А рядом три охламона стоят и ухмыляются. Вот у них я и спросил, чего это они такие стеснительные. Оказалось, это парни из Гороховки, моего дяди Глубокого Омута выученики и помощники. Один из них и молвил слово мудрое:

- А пущай завтра о полдень мы снова сойдёмся, да поглядим, кто кого шибче удивит.